Москва в начале XIX века хоть и не была столицей, но уже представляла из себя подобие современных «каменных джунглей», в которых особо не порезвишься. Семья врача Михаила Андреевича Достоевского (отца будущего писателя) жила во флигеле Мариинской больницы для бедных. Активные, шумные игры в таком месте не допускались. Дети Достоевских чинно гуляли с няней по больничному саду. Либо же, усевшись на лавочках, часами лепили «кушанья» и смоченного водой песка. Детское веселье, энергия, которой переполнен каждый здоровый ребенок, находила себе выход лишь изредка, когда дети оставались дома одни. В такие вечера можно было поиграть с няней в жмурки или горелки, петь песни. Однако большую часть времени подобное было недозволительно: глава семейства воспитывал детей в строгости, да и обстоятельства не располагали.

Так продолжалось до 1828 года, когда М. А. Достоевский отметил карьерные успехи зачислением себя и сыновей в дворянство Московской губернии. Пришла пора обзаводиться имением с крепостными. В московскую квартиру Достоевских зачастили агенты по недвижимости. Вскоре выбор был сделан: в 1831 году семья приобретает «сельцо Даровое» в 12 километрах от Зарайска. С тех пор Мария Федоровна с детьми каждый год уезжала туда на всё лето. 11-летний Федя Достоевский получил долгожданную возможность резвиться на природе вместе с братьями и сестрами.

Достоевские отличались добротой и простотой нрава, не унижали и не угнетали своих крестьян. Наоборот, они всячески способствовали улучшению жизни крепостных: помогли отстроиться после пожара, устроили в деревне пруд с золотыми карасями. Дети новоиспеченных дворян играли вместе с крестьянскими детьми, проводили время в поле, общаясь с крепостными и наблюдая их нелегкий труд. Много лет спустя, эти впечатления подтолкнут Ф. М. Достоевского к участию в кружке Петрашевского, члены которого выступали за освобождение народных масс от крепостного гнета.

В семье Достоевских детям с малых лет прививали любовь к чтению. В деревне 12-летний Федя прочитал всего Вальтера Скотта и не замедлил воспроизвести прочитанное в своих играх. Братья играли в «диких» — индейцев из книг. Федор и Андрей раздевались, старший Михаил расписывал их тела на манер краснокожих, в таком виде они резвились на просторах Дарового. Мария Федоровна, желая порадовать детей, однажды не стала звать их на ужин домой, а вместо этого вынесла еду в сад, специально не положив столовые приборы. «Ели руками, как и приличествует диким», — вспоминает Андрей Михайлович. Для городских детей, с ранних лет приученных к строгой дисциплине, это было неслыханной вольностью и огромной радостью. Правда, ночевать под открытым небом им все-таки не разрешили.

Была у братьев и другая «книжная» игра — в «Робинзона Крузо», по мотивам романа Даниэля Дефо. Роль Робинзона брал на себя Федя, а младший Андрей изображал Пятницу. Липовая роща становилась для них необитаемым островом, где мальчики старались воспроизвести все трудности жизни вдали от цивилизации.

Еще одним любимым развлечением была игра в лошадок. Играли в них и в Москве, разбиваясь по парам на кучера и лошадь, но там детям приходилось сдерживать себя, ведь в больничном саду не разрешалось бегать и шуметь. В Даровом же их ждало небывалое раздолье: «У каждого из нас была своя тройка лошадей, состоящая из крестьянских мальчиков и при нужде и из девочек, которые, как кобылки, были допускаемы к упряжи впристяжку. Эти тройки были всегдашнею нашею заботою, состоящею в том, чтобы получше и посытнее накормить их. А потому всякий день, обедая, мы оставляли большую часть порции различных блюд каждый для своей тройки и после обеда отправлялись в свои конюшни под каким-нибудь кустом и выкармливали приносимое. Езда на этих тройках происходила уже не в липовой роще, но по дороге из нашей деревни в деревню Черемошню, и часто бывали устраиваемые пари с каким-нибудь призом для обогнавшей тройки. При этом мы, наглядевшись в городе Зарайске, куда часто ездили на ярмарки и большие базары, как барышники продавали своих лошадей, устраивали и у себя продажу и мену их со всеми приемами барышников, то есть смотрели воображаемым лошадям в зубы, поднимали ноги и рассматривали воображаемые копыта, и т. д. и т. д.» — пишет А. М. Достоевский.

«Святое воспоминание», сохранившееся из детства в Даровом, помогло писателю не озлобиться и не разочароваться в людях в тяжелые каторжные годы. Однажды оказавшись в лесу, Федя очень испугался волка: ему показалось, что кто-то кричит «Волк бежит!». Место было пустынное, рядом никого из людей, кроме работающего в поле мужика, не было. Мальчик выбежал из березняка и кинулся к большому, плотному мужику Марею. Весь в слезах, Федя пожаловался на воображаемого волка. Мужик неожиданно для мальчика обнял его, приласкал и утешил. Это воспоминание о неожиданной доброте простого крестьянина к барскому ребенку внезапно всплыло в душе писателя в тюремной камере, среди таких же крестьян — только озлобленных и опустившихся. «И вот, когда я сошёл с нар и огляделся кругом, помню, я вдруг почувствовал, что могу смотреть на этих несчастных совсем другим взглядом и что вдруг, каким-то чудом, исчезла совсем всякая ненависть и злоба в сердце моём», — читаем мы в «Дневнике писателя».

Детство в Даровом, игры на свежем воздухе, чудесная зарайская природа, встречи с местными крестьянами стали прочной основой гуманизма Достоевского. Эта вера в людей не была сломлена ни на Семеновском плацу, перед лицом смерти, ни в годы суровой каторги. Сквозь всю свою жизнь писатель пронес спасительные воспоминания детства.

Николай Александров